«Урод» – это гравюра

В Оренбурге завершился Первый фестиваль театров Приволжского федерального округа, на который наш театр был приглашен со спектаклем «Урод» Мариуса фон Майенбурга в постановке Явора Гырдева.

Аншлаг в Театре музыкальной комедии и горячий прием, оказанный артистам, представившим публике прочтение этой современной немецкой пьесы, свидетельствовали об интересе к оригинальному, обращенному к интеллекту зрителей сценическому языку постановки.

Сразу после спектакля состоялось его обсуждение авторитетными отечественными театроведами, фрагменты которого мы предлагаем вашему вниманию.

Алексей Бартошевич, доктор искусствоведения

Во-первых, здорово, что вы взяли эту пьесу. Она замечательно остроумно и элегантно сделана, написана совсем не об уродстве и красоте, а о судьбе личности и грозящей ей унификации в современном мире. Ваш выбор драматургии верен, потому что публика должна работать головой, и чем активнее, тем лучше.

Я знаю режиссера Явора Гырдева – у него очень большое международное имя – он принадлежит к числу самых крупных мировых режиссеров.

Однако, мне кажется, что этот род драматургии требует несколько иного сценического стиля. Пьеса «Урод» напоминает геометрическую, блестяще сделанную теорему, на очень важную ключевую тему, с предельно ясной драматургией. Прием, на котором держится пьеса, придуман умно и в то же время лихо – это редко совпадает. Она принадлежит к той традиции, которая развивается сегодня даже не столько в Германии, сколько в Англии и Франции – и идет от Оскара Уайльда.

Здесь важно не действие само по себе, не характеры персонажей сами по себе, а движение мысли в диалоге, развитие идеи, серия парадоксов, на которой выдержана конструкция. Этот род драматургии требует легчайшего касания, когда всё в слове, диалоге, обмене репликами. Это гравюра. А вы, артисты, делаете то, что всегда делает русский актер – создаете характеры.

Характерность, как мне кажется, не совсем то, что отвечает природе этой драматургии. Я понимаю, что когда почти все исполнители играют по две роли, то нужно дать зрителю понять, чем одна роль от другой отличается. Но тем самым вы загоняете себя в ловушку – вы вынуждены играть характеры. В то время, как эмоциональность «Урода» рождается из самого хода мысли, а не из чувств персонажей. Возможно, это противоречит школе, в которой мы все воспитаны, но это так. Этой пьесы нужно касаться кончиками пальцев, а не влезать в нее по локоть. Подчеркиваю, это мой взгляд на стиль, на структуру и сценический язык этой пьесы. Они у нас разные.

Ваши герои – люди офиса, и здесь острейшие столкновения происходят практически с нейтральными лицами, без подчеркивания, то есть их суть – в словесном и интеллектуальном сплетении смыслов. В этом контексте финал спектакля сделан очень сильно, в полном соответствии с логикой постановки. И это очень хороший спектакль. Претензий никаких – вы чудные актеры. В пределах предложенного рисунка вы работаете совершенно адекватно. Но вопросы к самому рисунку, вопросы к режиссеру остаются.

Маргарита Ваняшова, доктор филологических наук

Мариус фон Майенбург становится все более популярным в России – только что в «Гоголь-центре» состоялась премьера его пьесы «М(ученик)» в постановке Кирилла Серебренникова. Я бы не сказала, что она тоже решена «легким касанием» – подходы к прочтению Майенбурга действительно могут быть разными.

Черный кабинет в сценографии Венелина Шурелова задает графичность, резкость противопоставления, контрастность человеческих абрисов. Игровая природа существует внутри пьесы, начиная с темы двойничества, заявленного в ней.

Я увидела в спектакле почти механическое существование человека в современном мире, почти роботизированное, людей, превратившихся в запрограммированные существа, их компьютерно-технологическое сознание, практически виртуальную реальность.

Реплика – «начнем с носа, это самая заметная часть» – конечно же, обращена к Гоголю, который одним из первых заговорил, что есть лицо и есть безликость. Когда с лица майора Ковалева исчез нос, то оно стало похожим на блин, на ничто, на пустоту, на ноль. В конце повести нос пришел, но лицо не вернулось. Есть лицо, есть безликость, есть лик. В вашем спектакле это движение предполагается.

Трагедия начинается тогда, когда человек не совпадает с собой и с миром, в котором он существует. Герой пьесы – Летте – переживает перемену участи. Главное, что вы сыграли в этом спектакле – подмену личности каким-то игровым эрзацем, когда человек утрачивает собственную сущность и оказывается в пустом пространстве. Самое страшное происходит, когда Летте пытается вернуть самого себя, но это уже невозможно. Прыжок в пространство, замедленный уход в никуда у героя совершается по-набоковски, вызывает в памяти финал «Защиты Лужина» – исчезновение персонажа. Здесь есть о чем говорить, потому что «Урод» – очень достойный спектакль.