Уроды на выбор

В Саратовской драме поставил спектакль болгарский режиссер с европейским именем Явор Гырдев.

Метаморфозы

Для нашего города он выбрал пьесу «Урод» современного, очень интересного немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга. Режиссер привез с собой постановочную группу - художника Венелина Шурелова и композитора Калина Николова. Часть группы работала в Болгарии заочно (костюмы и грим, вокал, музыкальное сопровождение, 3D-моделирование и анимация).

Гырдева называют режиссером-интеллектуалом. По первому образованию он магистр философии. Окончил также академию театрального и кинематографического искусства в Софии как режиссер. Поставил порядка 25 спектаклей (в Болгарии, странах Европы, Турции, Австралии). Автор радиопостановок. Лауреат театральных премий. Читал лекции и проводил мастер-классы во Франции, Германии, США, России.

Российскому зрителю Гырдев известен как постановщик «Метода Гренхольма» в Театре наций. Вариант игры в «Мафию» на сцене в острой увлекательной форме, где на кону - карьера, судьба, жизнь претендента. Худрук театра Евгений Миронов привозил спектакль в Саратов. Знаком нам Явор Гырдев и как кинорежиссер. Его триллер «Дзифт» - номинант «Оскара», был показан на кинофестивале «Саратовские страдания». Приезжал на фестиваль и Явор.

«Урода» тоже отличает напряженная фабула и такая подача материала, которая отсылает нас к раннему Брехту. Пьеса Майенбурга, имеющая в основе сюжет несколько даже схематичный, идет сейчас по всему миру, вплоть до Юго-Восточной Азии. Чем-то она завораживает самого разного зрителя.

Вообразите,что один выдающийся урод, дожив до средних лет, и не подозревает о своем уродстве (что уже является драматургическим допущением). Оно не осложняет ему жизнь, у него все в порядке на работе и дома. Талантливый изобретатель, Летте придумал новый штекер. Но рекламировать новинку за границу посылают его смазливого ассистента. Обнаружив свою «неидентичность» другим особям таким жестоким способом и испытав при этом настоящий шок, герой решает «сменить лицо». Удачная косметическая операция превратила незадачливого изобретателя в эталон красоты, кардинально изменив и его образ жизни. Окруженный женщинами, опьяненный успехом (корпеть в лаборатории уже не надо - достаточно демонстрировать штекеры, пусть и не свои!), Летте становится эгоистичным и наглым. Моральные аспекты пьесы лежат на поверхности. Здесь можно порассуждать о красоте, как о страшной силе (без малейшей натяжки в этой иронической фразе), всеобщем женско-мужском товаре. Мужчины сейчас тоже хотят быть гладкими, красиво упакованными.

Герой Майенбурга, одаренный и добрый, попадая туда, где все на продажу, теряет свое лицо в прямом и в переносном смысле (в Китае «потерять лицо» - значит, совершить на глазах у всех неблаговидный поступок). Начинается отчуждение его нового лица, как некоего клише, найденного хирургом. Тот в погоне за славой и прибылями тоже попадает в порочный круг: делает точно такие физиономии фанатам «несравненного Летте». Ассистент, обиженный тем, что теперь он в тени, решает скопировать внешность изобретателя, идет на операцию и влюбленный в Летте сын старой дамы. Не устоит перед дьявольской силой красоты даже милая жена Летте, которая полюбила его еще «черненьким» (согласно Хайяму, «Кто урод, кто красавец - не ведает страсть»). С великолепной легкостью передает метаморфозы своей героини Эльвира Данилина.

Мифы

В пьесе разделение на сцены и акты отсутствует. Диалоги восьми действующих лиц плавно перетекают один в другой, персонажи легко переходят из образа в образ, у них даже имена одинаковые: Фанни - скромная жена Летте и Фанни - распутная старуха с омоложенным лицом, Шефлер - расчетливый шеф Летте и Шефлер - выдающийся хирург, по кусочкам собравший идеальное лицо, Карлманн - подающий надежды (во всех смыслах) ассистент и Карлманн - достойный сын своей мамаши.

С главным же героем происходит то, что в психиатрии называется «потерянной идентичностью». Он путает, где он, а где его косметический двойник (путают уже и окружающие). Попытки самоубийства и «обратной» операции не удались. И Летте не остается ничего другого, как влюбиться в собственное «отражение»…в виде Карлманна. Их финальный диалог абсурден до смешного, и соответственно представлен актерами: «Карлманн. Как я пахну! // Летте. Как я. // Карлманн. И я. // Летте. И я. // Карлманн. И я. // Летте. И я. // Карлманн. И я. // Карлманн и Летте. Я люблю себя» (обнимаются).

Мысленно выстраивая ряд «уродов» в литературе, «плохо кончивших» - Летте не исключение(Квазимодо, Сирано, Крошка Цахес…), вспомнила и роман Беляева «Человек, потерявший свое лицо». Там великий американский комик, карлик и замечательный урод, ради любви прибег к помощи эндокринных препаратов. Он стал и красивым, и высоким, но…никому не нужным. Его главными «фишками» были малый рост и карикатурная внешность.

Простенькая история, густо смазанная к тому же грубоватыми красками сатиры, в цельной, сильной - и стильной! - постановке Гырдева непостижимым образом превращается в притчу о мире, о жизни и времени, в котором мы живем (он остро чувствует это время). Перекличка с греческой мифологией очевидна.Здесь как бы новый миф. Нарцисс, сын речного бога и нимфы, был необычайно красив - Летте тоже превращается в редкого красавца. Мифическому сердцееду было предсказано, что он проживет до глубокой старости, если не увидит своего лица. Но Немесида мстит ему за всех отвергнутых женщин: Нарцисс, увидев отражение в источнике, влюбляется в самого себя. Не может оторваться от вида себя и умирает от любви к себе. Что, очевидно, ожидает и Летте.

Корни античного мифа глубоко уходят в пласты времени. Здесь читается страх древнего человека, связанный с первобытной магией. Наши предки опасались, что в отражение может вселиться злой дух (вспомним безликие матерчатые родовые обереги).

Хирург Шефлер, как злой чародей, множит однажды найденный им эталон красоты, врезая его в другие лица. Но счастливчики отчего-то не радуются, и, не отрываясь от зеркала, малодушно помышляют о смерти. А маг косметической хирургии, до безумия влюбленный в собственный шедевр, в финале ломает нос самому себе - с сакраментальной фразой: «Начнем с носа, это самая заметная часть» (в спектакле концовка- сценка самолюбования Летте-Карлманна).

Про режиссерскую манеру Гырдева говорят, что он обладает редким умением увлекательно и остроумно говорить о серьезных вещах. Жанр спектакля болгарский режиссер определил, как сатирическое кабаре. Обстановку кабаре передают вокальные партии, черная униформа одежды, париков, грима персонажей (начернены в лучших традициях декаданса глаза и губы героев - грим Елицы Георгиевой). Летящее оформление сцены, имитирующее страусиные перья - головные уборы див кабаре, то податливо уходит назад, словно проваливаясь, то приливает волной, увлекая всё за собой. По бокам сцены перья черные, в центре они могут принимать оттенки обнадеживающе зеленые или мечтательно розовые, как очки. Мимолетны мечты в обществе потребления, мимолетны, как перышки, мысли, чувства, пристрастия вовлеченных в его хоровод.

Готы

Разгул косметической хирургии сегодня позволяет, поставив на поток, менять то, что досталось нам от мамы с папой. И вот уже ужасные омоложенные старухи смеются с глянцевых обложек и телеэкранов превратившимися в щелку глазами и растянутыми от бесконечных «пластиков» ртами. Мир тиражирует пупсовые лица идолов, теряя свою собственную «физиогномию». Особь легко клонируется и – «роботизируется». Грустную антиутопию в смешной упаковке показала болгарская команда. Превосходно, нигде не выходя за рамки стиля, разыграли ее саратовские актеры Игорь Баголей, Эльвира Данилина, Владимир Назаров, Андрей Седов.

Но отчего-то …отчего-то мысль моя уходила в сторону от явных смыслов. На подобные размышления наталкивала и афиша спектакля. Там разместили крупным планом фотографию красавца-режиссера. На городской театральной тумбе виднеется издалека его по-южному смуглое, «правильное» лицо (по чьим правилам правильное?!). Подходишь ближе - читаешь шокирующую надпись: «Урод». Изначально красив и герой постановки Летте, тем более - в исполнении первого «мачо» театрального Саратова Игоря Баголея. После операции ему только прозрачную маску надевают с большим вырезом посередине. Таково условие автора. В ремарке он пишет: «Летте должен выглядеть нормально, не надо гримировать его под урода. Лица актеров после операций нисколько не меняются».

И я подумала, что если б изобретателю не «открыли глаза», как он уродлив, ни за что бы сам ни догадался и жил себе спокойно дальше. Почему именно эти параметры лица, такая длина носа, высота лба, толщина губ признаются красивыми? Люди договорились между собой, как когда-то договорились считать ракушки за деньги. В другом обществе, где-нибудь в созведии Гончих Псов, наши земные уродцы были бы, возможно, мерилом красоты, законодателями моды.Писаные красавцы - наоборот. Перечитайте «Дюймовочку»: «Они оглядывали девочку с головы до ног, и жучки-барышни шевелили усиками и говорили:

-У неё только две ножки! Жалко смотреть!

-Какая у неё тонкая талия! Фи! Она совсем как человек! Как некрасиво! - сказали в один голос все жуки женского пола.

Майскому жуку, который принёс её, она тоже очень понравилась сначала, а тут вдруг и он нашёл, что она безобразна, и не захотел больше держать её у себя - пусть идёт куда хочет». Прехорошенькая Дюймовочка очень огорчилась, что она такая уродка. С точки зрения… насекомых. Так, может, и в спектакле не было никаких уродов, все это театральная мистификация?

В чем тут загадка, помог понять театр. Мне прислали сцены из спектакля с характерной подписью: «Фото уродов на выбор». Крупным планом на фотографиях изображены мрачные личности с «боевым раскрасом» под «готов». Все они, практически, на одно лицо. Точно, Летте не был уродом, а вот его окружение - все сплошь уроды! Изобретатель просто был не как все, его заставили стать как все.

Маленький малиновый мульти-лепесток в прологе спектакля охватывает точку на карте, страну, расползается по земному шару. «Лети, лепесток, через запад - на восток…» Как замечает режиссер, «в современном обществе мы все больше и больше зависим от рыночных законов, которые все более жестко влияют на наше самосознание, на наше самоощущение, на нашу идентичность. Это может поменять наш внутренний мир, отношения с людьми, с которыми мы общаемся каждый день, и довести нас до положения, когда мы не знаем, кем мы стали. Можно потерять личность и возжелать приобрести ее обратно». Что и происходит с героем спектакля. Дело не в лице индивидуума, а в обществе, которое договаривается, какое на сегодняшний день лицо будет самым модным и востребованным. А вслед за лицом - «и одежда, и душа, и мысли». Поступки, наконец. Или вообще не будет никаких лиц и этих самых…как их…личностей. Клонирование по одному большому лекалу продолжается.

P. S. Когда я заканчивала материал фразой о клонировании, прочитала информацию о последнем достижении ученых. Они, якобы, придумали робота, который со временем становится все больше похож на своего хозяина. Косметология уже отдыхает! Может, это и блеф. Но какая техническая быль прежде не казалась нам сказкой?

Ирина Крайнова

декабрь 2011

Саратовские вести