Пресса

Пресса


Виктор Мамонов: «Я очень стеснительный, мне сложно соблазнять…»

В театре драмы он один из самых занятых актеров, без него не обходится почти ни один спектакль. Забавный папаша в «Частной жизни», благородный Клавдий в «Гамлете», инфернальный Свидригайлов в «Преступлении и наказании»... Последние две роли выдвинуты на «Золотой Арлекин», к которому он, главный в Саратове массовик-затейник, сам пишет и сценарий. Его диапазон весьма широк, но образы соблазнителей удаются ему особенно достоверно. Нутром ли он чувствует своих персонажей или просто так сложился репертуар, мы решили выяснить накануне вчерашнего бенефиса в честь присвоения Виктору Мамонову почетного звания «Заслуженный артист России».

ОН ОТ ДЕДУШКИ УШЕЛ…

– Начнем, пожалуй, с разговора о звании. Насколько оно вас греет?

– Сейчас это звучит уже как формальность, потому что ты как работал актером, так и работаешь. Но есть и плюсы. Каждый раз, выходя на сцену, тебе приходится самому себе доказывать, что ты талантливый, но эти доказательства не всегда убедительны. И если ты сомневаешься до конца, актер ты или не актер, то звание тебе говорит, что ты, по крайней мере, что-то заслужил в этой профессии и марафонскую дистанцию огромную пробежал.

– А вы сомневаетесь?

– Конечно. Иногда я собой доволен, иногда нет. Но если я актер, то какой-то определенный. Например, по характеру я среди всех своих родственников самый спокойный, менее артистичный, меньше шучу, нет у меня такого напора или желания играть в жизни. И очень странно выглядит на этом фоне, что они не актеры, а я профессиональный актер.

– А как случилось, что вы пошли в актеры?

– В детстве я очень любил рисовать, сочинять, играть, на улице у нас была большая ватага ребят, и каждый день я придумывал для них игры, и это хорошо получалось, вокруг меня всегда были ребята. И когда сейчас просят поставить какую-то интермедию или праздник, у меня полное ощущение, что это из детства. Вообще я был достаточно разносторонне развит, серьезно занимался классической борьбой, был даже призером всесоюзного турнира, ездил на сборы. При этом был молчаливым, но иногда мог неожиданно выдать что-то смешное. Тогда люди, которых я веселил, говорили: «Ну ты артист!» Может, эти высказывания запали мне в душу, и я решил, что и правда артист. Мне казалось, что именно в этой профессии я полнее всего раскроюсь. И когда мне предложили профессионально заняться спортом, я подумал, что в спорт весь не помещусь. Кроме того, когда у тебя брат военный, дядя начальник пищекомбината, дедушка председатель ершовского колхоза, тебе не хочется идти чужими путями, а хочется чего-то особенного…

– В жизни вы молчаливый, а на сцене вам дают играть персонажей страстных, неоднозначных. Почему так происходит?

– Это происходит, наверное, потому что я очень много экспериментов над собой в жизни ставил. Когда я только пришел в театр, помню, режиссер мне сказал: вам нечего играть, вы слишком счастливый человек, ничего не пережили, не испытали. После этого я так изменил свою жизнь, что и пережил, и испытал, и теперь мне есть что играть…

ТЯЖЕЛОЕ БРЕМЯ АСКЕЗЫ

– А что вы пережили?

– Вот у меня портрет на стене, это Инна Есилевская, бывшая актриса нашего театра и моя жена, теперь она в Америке. Когда она туда уезжала, ей нужно было делать сложную операцию, и была договоренность, что она вернется через год или два. Но она так и не вернулась, а я туда ехать не хотел принципиально, все мне там казалось чужим. Это было драматично: любовь у нас была хорошая. Потом она приезжала сюда, я тоже хотел туда съездить, но меня не пустили, потому что мне нечем было доказать, что я там не останусь. По паспорту, кстати, мы до сих пор женаты…  Год назад у меня умер отец, а мне нужно было играть тень отца Гамлета в спектакле, и это наложило отпечаток. Со временем по-другому относишься к многим вещам, начинаешь себя воспитывать, ограничивать, уже стараешься не верить себе, а верить разуму…

– Ограничивать в чем, например?

– Ну, например, мне хочется заниматься любовью. В юности все просто: хочется, значит, надо делать, идешь и делаешь. Сейчас есть любимая женщина, и хочется оставаться верным ей…

– Надо же, а со стороны вы не производите впечатления человека, который себя ограничивает…

– Да? Серьезно? Странно… (улыбается) А какое я впечатление произвожу?

– Впечатление сибарита и эпикурейца, любящего удовольствия и женщин…

– Я люблю женщин, безусловно. Я очень люблю женщин…(улыбается) Но хочется уже что-то создать, нельзя же разрушать бесконечно...  Что до страстности моих героев, мне и самому нравится ощущать себя на высоком градусе драматизма. Одну и ту же роль можно по-разному сыграть, все зависит от концентрации энергии.

РОМАНТИКА И РУССКИЙ РОК

– Видно, хорошо концентрируетесь, раз даже Свидригайлов в вашем исполнении получился не столько убийцей, сколько героем-любовником, как и Клавдий…

– Марине Глуховской очень важна была линия любви Клавдия к королеве и идея, что предыдущий король был деспот, поэтому Клавдий на его фоне получился симпатичный. Со Свидригайловым я долго не мог определиться, но Марина Витальевна сказала, что ей нужен просто мужик, и в романе нет доказательств, что именно он убил жену, несомненным остается лишь его чувство вины. И в какой-то момент произошел щелчок, и я понял, что нужно играть.

В спектакле «Дядя Ваня» я пытался выпрыгнуть из штанов, сыграть что-то эфемерное, но у меня не получилось, я там утонул. А здесь было легко, я даже словил кайф. Марина, настраивая меня на роль, говорила: «Слушай, ну что это за мужик такой, дядя Ваня?! Цветочки, лепесточки… Я вам цветы принес, я вам розы принес…». Свидригайлов тоже поэт, но с другой подоплекой, я с ним легко примирился и ставлю его даже чуть выше Клавдия. Там датская почва, королевские претензии, все это как-то сложно. А тут русская душа, и мне это ближе. Мне нравится, что из-за любви можно в омут, такая черная немного романтика, тяжелый русский рок…

– Сейчас вы репетируете Яичницу в «Женитьбе» по Гоголю. Что это будет за персонаж, уже определились?

– Какие-то мысли есть, но определенности пока нет. Это будет комичный персонаж, но надо понять, в чем его комизм. Мне нравится работать с Антоном Коваленко, он наиболее интересный из последних режиссеров. Как художник может видеть десять оттенков цветов, а может сто пятьдесят, так и хороший режиссер, когда он смотрит на жизнь или на актера, сразу видит весь его потенциал, и тогда возникает контакт, и можно много интересного сделать. Антон и других видит, и сам может многое предложить. Будет интересная работа, наверное.

– Комичные роли вам вроде тоже удаются…

– Мне кажется, меньше, хотя, когда я учился, они мне легче давались. Может, я сам легче был, может, неправильно продуманные роли увели меня в сторону. Но мне хочется ярко и комически играть. Может, в Гоголе удастся.

– В театре зарплаты маленькие, помимо сцены как-то выходит зарабатывать?

– Чаще всего зарабатывание происходит на нашей же «датской» почве: юбилеи, свадьбы, праздники. С Сашей Кузьминым три свадьбы вместе провели, делали все очень добросовестно и интересно. Если б я захотел, можно было бы найти море халтуры – энергетики, газовики. Но мне не очень хочется. Я после этого себя ужасно чувствую, да и перед этим тоже…

ПРЕИМУЩЕСТВО – У ЖЕНЩИН

– Судя по портрету, вы жену до сих пор любите?

– А любовь же никуда не исчезает. Я не такой человек, что, раз закончились отношения, я хочу ее забыть, убить, стереть, чтоб ее не было никогда. У меня всегда ощущение, что я могу в любую точку времени вернуться, особенно с женщинами, у меня с ними хорошие отношения остаются на всю жизнь. И если б она приехала сейчас, я уверен, зашла бы ко мне, я спросил бы у нее, как дела, как живешь…

– А детей у вас нет?

– Совместных нет. С другой женщиной есть, которая была до нее. Инна – вторая жена, а всего у меня их было две. Первая сейчас в Самаре, сыну уже 13 лет. Иногда мы пересекаемся, они сюда приезжают или я езжу к ним.

– Вообще образ ловеласа вам близок?

– Да нет, в принципе. Мне сложно соблазнять кого-либо, я очень стеснительный человек, особенно в юности был. Любил я в школе девочку Любу, и механизм ухаживания заключался в том, чтобы человек, да и другие люди ни в коем разе не заметил, что ты его любишь. Если ты встречаешься с ней по пути в школу, то обгоняешь со скоростью света и отворачиваешься в другую сторону, чтоб никто не догадался. Но понятно, что девчонки догадываются об этом быстро, играть с ними в любовь – все равно что пытаться поймать рыбу, глуша веслом по голове…

– В каком смысле?

– Я где-то читал, почему преимущество у женщин. Потому что по своей природе они вынуждены общаться с ребенком, а у ребенка все средства передачи желаний невербальные. И когда он плачет, женщина должна угадать, что он хочет, в то время как мужики над этим голову не ломают. Поэтому любая девушка может легко определить, влюблен в нее мужчина или нет. Женщины более умные в этом плане – плане любви, отношений.

ПО КОМ ПЛАЧЕТ МХАТ

– После роли как восстанавливаетесь?

– Три способа восстановления есть у актера: это душ, спиртное и женщины.

– Помогает?

– Если сразу все три принять, наверное, поможет (смеется).

– Сосновскому за то, что он во МХАТе, не завидуете?

– Конечно, завидую по-хорошему. Думаешь: вот классная судьба! Он ведь не просто как молодой актер в Москву поехал сниматься-тусоваться-показываться. Человек достиг своей формы в Саратове, да такой, что ему сказали: по вам МХАТ плачет. И это было достойно, думаешь: вот класс! Молодец!

– А вы бы хотели, чтоб по вам МХАТ плакал?

– Да, конечно, но я не стремлюсь, не рисуюсь, не лезу, хотя у меня и знакомых полно, и с Женей Мироновым хорошие отношения, и дома я у него был в Москве, Инна училась с ним на курсе. Просто не хочется просить, хочется, чтобы тебя просили: можно вы у нас будете работать? Конечно, МХАТ – театр замечательный, и твой собственный уровень повышается, когда работаешь среди таких актеров.

– Мечта у вас есть?

– Их у меня две: быть с одной женщиной – долго, всегда… И написать хотя бы парочку хороших песен. Песню написать очень хочется, но пока весь пыл уходит в поздравления. Помню, делал поздравление Фрунзенскому району и придумал стишок, который заканчивается так: «На этой улице Немецкой трамвай саратовцев будил, Гагарин Юра по-простецки за хлебом в «Стружкино» ходил!» Этот куплетик мой любимый, я им горжусь…

– Не знаю, как с женщиной, но с песней у вас должно получиться…

– …(смеется)

26 ноября 2009

Елена БАЛАЯН

Взгляд


Возврат к списку