Пресса

Пресса


Хорошо. Только улыбаться больно

В Саратовском академическом театре драмы открыли первую в России доску памяти Олега Янковского

– Олег ушел, но оставил нам свой взгляд. И во всех своих ролях он с экрана смотрит на нас и будет смотреть до конца нашей жизни. Это взгляд прямо нам в душу, он имел на него право, – говорит народная артистка России Валентина Федотова. – Он оставил нам уникальную школу личного актерского и человеческого мастерства. Научиться быть таким, как он, нельзя, подражать ему бессмысленно. Но и забыть Олега невозможно.

На телевизионной пленке 13-летней давности Янковский как будто отвечает своей партнерше по саратовской сцене: «У нас, россиян, глаза другие – в отличие от других народов, французов, немцев. У нас все понамешано. А мы, артисты, любим смотреть в глаза другим людям, что-то в них искать».

У входа в музей Театра драмы, на доске черного мрамора он теперь все время смотрит в окно. За окном деревья, у Олега Ивановича в руке его знаменитая трубка. И надпись: «Народный артист СССР. Служил на сцене театра с 1964 по 1973 год».

– Как приятно говорить о Янковском «наш», – обратился к собравшимся в верхнем фойе художественный руководитель театра Григорий Аредаков. – У нас он начинал. В 1961 году поступил во вновь открытое театральное училище, которое когда-то организовывал актер, имя которого носит наш театр – Иван Артемьевич Слонов. В 1962 году, еще будучи студентом, впервые вышел на сцену. Рассказывать его биографию я не буду: мы одного года рождения, учились вместе, работали вместе, дружили, вместе принимали новое помещение нашего театра. Олег останется моим соседом по общежитию, мужем моей сокурсницы Люды Зориной и потрясающим актером, который виден был сразу.

Характеристика на молодого актера, подписанная в начале семидесятых директором театра, секретарем партбюро и председателем месткома, подтверждает: «1944 года рождения, русский, беспартийный. Образование среднее специальное... Если в первых работах преимущественно использовались природные данные и обаяние актера, то начиная с образа Мышкина («Идиот» Ф. Достоевского) все явственнее звучат глубокие социальные мотивы создаваемых им образов... О.И. Янковский относится к той категории актеров, которые вживаются в свои образы всем своим «будничным» поведением, а на сцене как бы продолжают их духовную жизнь. Поэтому он в спектаклях правдив и прост».

Министр культуры Саратовской области Владимир Синюков, вручая автору мемориальной доски Федору Юрченко благодарственное письмо, пообещал, что это открытие – только начало: «Министерство культуры совместно с театральной общественностью сейчас думает и о других возможностях. Мы хотим, чтобы в городе появилась улица Олега Янковского, планируем присвоить его имя одной из аудиторий факультета, где сегодня учатся молодые актеры, и учредить для них именную стипендию, повесить памятную доску и на бывшее здание театрального училища на улице Радищева. Мы гордимся тем, что как художник, как личность, этот величайший актер русского театра и кино сформировался в Саратове, в стенах нашей замечательной театральной школы».

«Он, кстати, по-моему, первый из тех, кто приехал с периферии в Москву и не стеснялся говорить, что он парень из Саратова», – добавляет Григорий Аредаков. Все, кто общался с Янковским лично, сохраняют память об этом как дорогой факт собственной биографии. Журналист Татьяна Зорина в 1996 году записывала с ним выпуск своей авторской телепрограммы «Пять вечеров» (ГТРК «Саратов») и провела с Янковским целый день: «Он был очень закрытый человек. Приезжал в Саратов к родне часто, но по-тихому, на Волгу, на рыбалку. Ему это было необходимо, поскольку психологические нагрузки на сцене и на экране были такие... Это парадоксально, но он не был публичным человеком – он был слишком артист. В тот раз приезжал по делам «Кинотавра», мы уговорили его «пронестись по дорогим местам», а потом вместе с Ольгой Харитоновой задавали ему вопросы в фойе «Пионера». Он очень хорошо отвечал».

– Отчаяние русского артиста – оно вызывает уважение, – рассказывает с экрана Олег Янковский о съемках у Андрея Тарковского в «Ностальгии». – Тарковский думал о строчках отца «Я свеча, я сгорел на ветру...» и спросил меня: «Сможешь в одном кадре сыграть рождение человека и его смерть?». Я ответил: «Конечно, смогу». Вспомнил что-то из своей жизни. Зажег свечу и пошел. Съемочная группа с великими людьми работала, с Феллини, а тут артист из Саратова. Но группа потом аплодировала. А как это делается? Бог его знает. Если найдешь ответы на такие вопросы, можно перестать играть.

Тогда он еще не курил трубку, но уже главными изменениями в жизни называл рождение внука и внучки, которых любил безмерно. «Внуки похожи на него, и внутренне тоже, – подтверждает брат Николай Янковский. – Старший Ванюшка как раз на сорок дней закончил первый курс ГИТИСа. Там многое от деда, очень талантливый парень, это безо всяких скидок на родственные чувства могу сказать».

А про трубку – оказывается, Янковскому единственному в «Ленкоме» разрешалось курить на репетициях, и над сценой стоял потрясающий аромат. «Олежка курил всего три сорта табака, и как-то он умел по-особенному, красиво раскуривать, прочищал трубки... В этом была целая поэзия! – говорит старший брат. – Мне тоже подарил две трубки, а всего их у него было наверное штук 150. Даже в реанимации трубку изо рта он не вынимал».

Янковский смотрит на нас с экрана, невозможно улыбается и пересказывает притчу о человеке, которого распяли и спрашивают: «Ну что, а теперь тебе хорошо?». И тот отвечает: «Хорошо. Только улыбаться больно».

Он исполнил роль до конца

Николай Иванович Янковский смотрит на портрет Олега – «очень похож!» – и о его последних днях вспоминает с трудом и медленно:

– Нас с братом как-то еще огораживали, а вот Людмиле Александровне и Филиппу досталось тяжело. Когда диагноз и прогноз стали ясны, Олег обсуждал это с семьей. Как они говорили, он как будто написал себе роль и до конца ее исполнил. Как это возможно – сыграть смерть? Не проронив ни разу слезы, все на улыбке. Улыбался, ни на что не жаловался, был мужественным до самого конца. Конец был такой: он что-то тихо сказал, сил уже было совсем мало, Филипп не расслышал, нагнулся, он его перекрестил – и рука упала.

Где-то до 22 апреля родные еще надеялись, что Олегу станет лучше. И я как-то потерял бдительность. 15 мая позвонил Люде, у нее голос был странный, как со сна. Говорит, погода. Дала Олегу трубку, начинаю с ним говорить: «Олежек, как ты?». А у него голос совсем слабый. Я подумал, может, ему укол сделали. Последние его слова мне: «Слабо. Вот такие дела». Он торопил закончить разговор, чувствовал, что я фальшь замечу. А я еще пообещал ему перезвонить.

Все было обставлено интеллигентно, красиво. Зал, конечно, рыдал. Но близкие старались держаться – как Олег. Людмила – молодец, она выдержала. С утра до ночи была с ним. Любовь у них была большая, честная, светлая. Хотя гадости и пытались писать. Все пять месяцев желтая пресса давила на нас с такой силой… У Олега была такая верность по отношению к людям, он берег отношения. Он хороший был, трудяга. Много, с утра до ночи работал… Много предложений у него было по рекламным роликам, но он это считал для себя позором. Ему предлагали одну тему, он мог бы спокойно потом рестораном владеть, но он отказался: «Я в состоянии семью кормить».

Он любил Саратов. И никогда не сплетничал про коллег. Первое время, возвращаясь из Москвы со съемок, много рассказывал про известных актеров, но ни одного плохого слова я от него не слышал. Он просто как-то красиво уходил от темы.

Мама для него, конечно, была все, он ее боготворил. И по характеру он был в маму. Он умел с нею как-то по-своему разговаривать. Ей же нельзя было ни за что помогать – не принимала денег и подарков, самостоятельность ценила. А он умел как-то к ней пристроиться, положив ей голову на колени, придумать, как ей всучить какой-нибудь халатик необычный или другой подарок. Он очень хотел взять ее в Москву, но они с женой целый день на работе. Хотя с Людой у мамы были очень хорошие отношения.

«Вишневый сад» театр начал делать. И когда мы были на юбилее, на 65-летии, Марк Анатольевич красиво поступил, умно. Когда вручили все подарки, Олег в кресле сидел, курил, к виски прикладывался, а он ему листочки с ролью передал: «Олег Иванович, вы на досуге почитайте». Он дал ему надежду на будущую работу. И застольный период репетиций даже начался. Филипп говорил, что отец, с одной стороны, все знал – и диагноз и прогноз, а с другой стороны – все равно надеялся. И в Саратов хотел попасть. Он же дал добро и действительно хотел приехать и сыграть здесь в июле «Все оплачено». Но судьба распорядилась иначе.

Валерия Каминская

(«Неделя области», 8 июля 2009)


Возврат к списку