Ирина Горелик: «Человек ездит по миру, чтобы понять, где его место»

В прошлую субботу в Театре драмы имени Слонова состоялась премьера спектакля «Хлам» по пьесе израильского классика Йосефа Бар-Йосефа в постановке Ирины Горелик. В Израиле у нее, дочери известного саратовского артиста Льва Горелика, есть свой театр, который она создавала с нуля. И недавно усилия были оценены по достоинству: театр получил государственное финансирование, а сама Ирина награждена призом за вклад в развитие культуры и искусства Иерусалима.

«КАК КИРПИЧ, ТОЛЬКО ЧАЩЕ…»

– Ирина Львовна, жизнь за рубежом сильно отличается от нашей?

– Ещё как. Я уже много стран объездила. Здесь, в России, у нас для этого  средств не было. А там у меня муж – инженер и программист высокого класса, он приличные деньги получает, поэтому раз в год куда-нибудь ездим обязательно. Мне вообще кажется, что человек ездит по миру для того, чтобы понять, где его место. Совсем не обязательно он потом там останется, но вот это ощущение – ах, мне здесь хорошо! – ради него стоит поездить.

– А где вам было хорошо?

– Практически везде, но вот это «ах!» – в Барселоне. Там много архитектуры Гауди. Я не знаю, как это ему удалось, но мне кажется, он единственный из архитекторов сумел запечатлеть жизнь в Боге. Я была потрясена.

– А как вам Иерусалим? Красивый город?

– Меня поначалу поразило, насколько игрушечные там дома. Я не беру Старый город, он-то могучий. А в новом нельзя строить здания выше 11 метров. Есть многоэтажные дома, но их крайне мало, и сам факт их появления был полным беззаконием. Малоэтажные же дома должны были, по мысли, архитектора, сохранить его исконный облик. Все дома в городе сложены из иерусалимского камня, это такой светлый камень, очень необычный, цвета слоновой кости, но меняет свет в зависимости от освещения. Поэтому город выглядит по-разному в разное время суток.

– Теракты в Израиле действительно стали повседневной реальностью?

– Да. Особенно тяжело и страшно было с 2000 по 2004 год, когда в Иерусалиме теракты были почти каждый день. И каждый день взрывались автобусы, и страшно было сесть в автобус, а садиться приходилось. Со смертью Арафата это прекратилось, потому что это были его дела.

В автобус шахиды уже не могут прорваться, потому что у нас каждый автобус теперь охраняется. На каждой остановке стоит дежурный, который осматривает всех, кто входит. И войти туда обмотанным чем-либо уже практически невозможно.

Но недавно арабы нашли новый способ. Они стали давить народ тракторами, прямо на улице. Но обычно им не удается сильно навредить: много людей с оружием по улицам ходит, солдат. Минута – и все кончается. Но шахидов это не останавливает, у них ведь за честь считается погубить хотя бы одного человека…

– Как же жить в этой ситуации? Привыкаешь?

– Нет, не привыкаешь. Сжимаешься и живешь. Другого выхода нет, вероятность того, что именно ты станешь субъектом трагедии, просчитать невозможно. Это как кирпич на голову, только чаще.

ОПАСНЫЕ ИГРЫ

– С этим можно что-то сделать или у страны и вправду такая судьба?

– Мне кажется, в обозримом будущем ничего сделать не возможно. Дело в том, что я, в отличие от большей части людей, живущих на этой планете, придерживаюсь точки зрения Иосифа Бродского, который считал, что исламский мир никогда не примирится с христианским миром, а также с нехристианским, еврейским и любым другим. Даже если он делает вид, что все в порядке, у него все равно свои задачи и цели, и ради этих целей обманет кого и как угодно. Какую угодно маску наденет, и тебе будет казаться, что между вами все мирно, а в это время он тебе подведет проводок непосредственно к сердцу...

–  В чем же корень таких страшных разногласий? Казалось бы, нет вещей, о которых нельзя договориться…

– Я  не политолог, могу лишь сказать, как мое «слабое женское сердце» подсказывает. Думаю, что для части Палестины (а хочет воевать, к счастью, она далеко не вся) эта безразмерная война – и красивая игра в высокое предназначение, и, одновременно, сфера наживы – торговля оружием и тому подобное. В целом, они крутят очень большие деньги, которые идут к ним со всех арабских стран. А этих стран на белом свете – двадцать одна, в отличие от одной-единственной еврейской страны, родившейся всего 60 лет назад. Для шахидов и их семей этот смертельный пафос –  страсть, без которой они не могут жить. Им просто нечем жить без этого, делать нечего без этого, понимаете?

– Думаете, люди идут на смерть от безделья?

– В каком-то смысле, да. От жажды хоть что-то значить в этой жизни (смерти). Другого ничего не умеют. Выработанная поколениями привычка жить в состоянии постоянного конфликта и войны у них в крови. Вот горный козел – он же не может быть ланью. Другая система ценностей для этих арабских мстителей невозможна, неинтересна, бессмысленна.

– Тут еще, наверное, территориальные претензии играют роль…

– Да это все ерунда, поверьте мне! Только вывеска. Когда Израиль был образован, никто из израильтян не угрожал арабам. Беженцев подняли сами арабы. Это была акция протеста против образования государства Израиль. Все войны с Израилем начинали арабы. Палестинцы поколениями говорят о том, что они бежали, но их никто не гнал. Поколениями говорят, что у них отняли территории во время войн, которые начинали они. Удивительные спекулянты, манипуляторы невероятные.

Всё, что я говорю, не означает, что ко всем арабам я так отношусь. В арабское такси часто сажусь. У меня нет внутреннего неприятия. Я даже раньше еврея от араба не могла отличить. Но после взрывов вдруг начинаешь видеть, где араб, где еврей.

НЕ КАНУЛИ В ЛЕТУ

– Расскажите, пожалуйста, о своем театре и о премии.

–  Не премия, а приз – «Иерусалимский глобус» художественному руководителю театра «Микро». В любом случае, получить его было приятно. Для эмигрантского театра, работающего на иврите, такое признание – честь.

– Разве у вас не русскоязычный театр?

– А что мы там будем делать с русскоязычным театром? По всей стране всего миллион жителей говорит по-русски. Из этого миллиона только 13% ходит в театр, и эти 13% разбросаны по всей стране. Не имеет смысла пытаться их достать, поэтому мы работаем на иврите. У меня, правда, в труппе основная часть людей русскоязычная, но они выросли в Израиле. И хоть русский акцент есть у многих, но сам иврит уже для них родной.

– Как происходило становление вашего театра, и что было самым сложным?

– Становление происходило по копеечке, а сложным было все. Потому что у нас не было ничего. Был даже не ноль, а минус: незнание языка, абсолютно чужая страна, психологический слом, всегда сопутствующий эмиграции. Это сейчас, «задним числом», кажется, что был такой путь постоянного восхождения. А когда мы в течение 10 лет колупались практически без помощи, все сами, без копейки – я не знаю, как у нас хватило сил…

– А сейчас театр на самоокупаемости?

– Ну что вы, когда это драматический театр был на самоокупаемости? Нас государство взяло на дотацию. Вот этого добиться было труднее всего. Нужно было соответствовать огромному ряду условий, но нам это удалось, и теперь, с конца 2007 года, мы – бюджетный театр.  И это не просто хорошо, это уникально – чтобы театр, возникший из любительской труппы в эмиграции, получил статус профессионального, поддерживаемого государством коллектива. Я больше таких примеров не знаю.

– Статус добавил вам зрителей?

–  Зрителя добавляют хорошие спектакли, а не статус.

– А какой у вас репертуар?

– Сейчас у нас пять спектаклей. Это все, по большей части, мои инсценировки разных произведений. Среди них «Иосиф и его братья» Томаса Манна и «Враги. История любви» Башевиса-Зингера, еврейского классика, нобелевского лаурета, жившего в Америке. Здесь, в саратовском театре, шла его пьеса «Тайбеле и ее демон», которую ставил Александр Дзекун. Еще у нас идет поэма Бродского «Посвящается Ялте» – спектакль называется «Убийство на берегу моря». Из еврейского фольклора – «Хеломские мудрецы». И, наконец, спектакль «Последняя любовь Чехова» (по переписке Чехова с Книппер). Все на иврите.

– Русские любят в театре пострадать, им подавай что-нибудь зубодробительное…

– А уж как евреи любят пострадать, вы не представляете. Мировая скорбь еврейского народа – это же не просто идиоматическое выражение. Она и сейчас дает о себе знать, правда, в основном, у русских евреев. Коренные израильтяне – люди веселые, громкоголосые. Их больше привлекают легкие жанры. Хотя есть и интеллектуалы, разумеется. Есть и серьёзная полурелигиозная публика, так называемые «масортиим». Это те, которые блюдут традиции, но не все 613 заповедей, и ходят в светский театр.

ЖЕНСКИЕ ШТУЧКИ, ИЛИ В ОЖИДАНИИ МЕССИИ

– А вы исполняете 613 заповедей?

–  Если бы я исполняла, я бы тут не сидела. Ортодоксальная еврейка живет в особом районе, ходит в парике, брюки невозможны. И вообще, какой театр? Я могла бы тогда только женский театр создать, у меня были бы в труппе только женщины, а у мужчин – только мужчины. Например, ортодоксальный еврей  не имеет права слушать поющую женщину, потому что все, что связано с завлекательностью женской – это табу. Голос и волосы  у евреев – из самых завлекательных женских «причиндалов». А чтобы открыть руки, ноги, – об этом и речи не может быть.

– И многие женщины так живут?

– Целые большие районы. У них нет телевизоров, газет, они полностью отрицают светскую жизнь.

– Это не приводит к конфронтации между светской и религиозной частью общества?

– Приводит, конечно. Вся ортодоксальная религиозная среда – это достаточно бедные люди, потому что они серьезно занимаются Торой, изучают ее глубоко. Зарабатывать деньги им некогда, потребности скромные. Поэтому налоги за них платит светское население. Государство-то религиозное. В кнессете религиозные партии очень весомы. Ортодоксы не служат в армии, и государство лояльно к этому относится.

Естественно, что светским всё это, мягко говоря, не нравится. В свою очередь, религиозные считают нас бессовестными гадами, потому что мы вообще ничего не делаем так, как  положено приличным людям делать. Некоторые из ортодоксов очень нетерпимы, вообще не признают государство Израиль. Сидят, ждут прихода мессии. Вот придет мессия, тогда всё будет, как надо, и Израиль от скверны очистится...

– Почему вы решили ставить здесь спектакль?

– Да просто мой близкий друг Ольга Харитонова, завлит театра драмы, приехала погостить к нам в Иерусалим, посмотрела то, что мы делаем. И я как-то к слову сообщила ей, что мне нравится одна пьеса, которая в моём театре не расходится. Она ее прочитала и сказала: а почему бы тебе не поставить ее у нас в театре? На самом деле, нельзя на такой длительный срок уезжать из своих семей, человеческой и театральной, из которых ты никогда так надолго не уезжал. Но я 14 лет работала только с людьми, которых я вырастила, которые знают меня до ниточки, чувствуют с полувзгляда. И мне было интересно поработать с людьми, с которыми я не знаю, как работать, как находить общий язык. Мне было интересно, и продолжает быть интересно до сих пор.

20 ноября 2008

Беседовала Оксана Федотова

Взгляд