Мама, мы все сошли с ума

В «Драме» Великая депрессия, переходящая в сумасшествие

На открытии сезона в саратовском театре драмы эмоции били через край. И у актеров, и у зрителей. Поводом тому стала неоднозначная постановка калужского режиссера Александра Плетнева по пьесе Уильяма Сарояна «Лучшие дни нашей жизни».Премьера, как повелось в последнее время, собрала аншлаг. Публика подобралась разношерстная. «Ты не поверишь, я в театре!», – радостно сообщал кому-то по мобильному телефону крепкий молодой человек в спортивном костюме. Телеоператоры пихали друг друга в борьбе за лучшее место для съемки шедевра, а обладатели контрамарок до последнего момента прыгали между рядов в поисках свободного местечка.

Как только открылся занавес, актер Владимир Мишанин, на свою беду, смачно затянулся тлеющей сигаретой. «А вот курить на сцене я бы не советовала!», – незамедлительно и громко прокомментировала из зала пожилая ревнительница сценической этики и пожарной безопасности. Когда вслед за Мишаниным закурили еще четыре актера, у ревнительницы в зале просто не осталось слов.

Много сигарет, много газет – вот что бросилось в глаза с самого начала. Причем все актеры держали в руках первые полосы «Коммерсанта». Что тоже неслучайно. Ведь действие пьесы Сарояна происходит в Америке на излете Великой депрессии, когда от курса акций зависит жизненное благополучие. Правда, в захолустном баре, где разворачиваются события «Лучших дней…», вряд ли хотя бы у одного посетителя есть капитал. Здесь и на пиво-то хватает не у всех. Герои пьесы – безработные, рабочие, проститутки и авантюристы.

Есть, конечно, и хозяин заведения, Ник (Виктор Мамонов). Очередным шоком для зрителя стали его реплики. Мамонов активно включал в речь своего героя матерные междометия. У консервативной публики это, конечно, вызывало недовольство. Хотя возникает вполне логичный вопрос: разве трактирщик ведет себя по-другому? Мамоновский персонаж был действительно брутален. Трехдневная щетина, небрежно расстегнутый ворот рубашки и матерок. Пожалуй, Виктор – единственный из актеров, кто не перебарщивал с криком. Ожидать вежливости от хозяина захудалого кабака и не приходилось. Остальные герои повышали голос по поводу и без. Это создавало на сцене довольно истеричную атмосферу.

Тем не менее, не слишком адекватное поведение персонажей придавало постановке особый шарм. Думаю, зрителям запомнился персонаж Владимира Мишанина – Араб, старик бомжеватого вида. Находясь на сцене на протяжении всего действа, он сказал только одну значимую фразу: «Нет устоев – все идет прахом». Правда, повторил сию сентенцию несколько раз. В остальное время молча курил и пил пиво. Однако внимания привлекал к себе больше, чем некоторые главные герои.

Это же утверждение можно отнести к полицейскому Краппу в исполнении Владимира Назарова. У него в спектакле был всего один монолог. Но поставлен и сыгран этот монолог был так, что стал чуть ли не центральным в пьесе. Крапп – комичный и даже вызывающий жалость «участковый». Но Назаров сумел в своем монологе сделать его многогранным, сложным героем. Обидно, что публика неправильно восприняла режиссерский ход Плетнева, заставившего Назарова раздеться во время монолога. Снимая полицейскую форму, герой снимал с себя ответственность за творящееся вокруг него беззаконие; избавлялся от принадлежности к ненавистной работе. Зритель же встретил его раздевание смешками и вялыми аплодисментами.

Но чем дальше постановка уходила от безысходности горьковского «На дне», тем чаще звучали аплодисменты. У Сарояна, в отличие от Горького, героев объединяет какая-то особенная, почти семейная атмосфера. Ее на сцене постарались передать через музыку. Квартет Мамонов – Захарин – Алексеев – Каспаров исполнили своеобразную версию знаменитого «Summertime». Получилось разухабисто, залихватски и скорее по-русски, чем по-американски.

Добавила иностранного колорита и мать хозяина трактира Ника (Вера Феоктистова). Семейная ссора на итальянском языке в исполнении русских актеров в спектакле про американцев – это еще одна режиссерская находка Плетнева. И хотя одна часть зрителей встретила этот диалог аплодисментами, другая была таким поворотом событий явно разочарована.

Дальше – больше. Пантомима «грузовик», ключевые роли в которой играли Григорий Аредаков (Кит) и Александр Кузьмин (Том). Дурачество взрослых, потрепанных жизнью персонажей, стала поводом для причитаний за моей спиной. «О, Господи! И это же весь сезон будет идти!», – стенала очередная хранительница театральных устоев. В то же время было видно, что актеры, да и многие зрители, от детской игры на сцене получают удовольствие. Только их игры были с грустным подтекстом. Сами персонажи называли происходящее с ними сумасшествием. И свою жизнь, и свои игры.

Именно появлением местного сумасшедшего Фарули (Александр Фильянов) начинается и завершается постановка. Этот персонаж – тоже нововведение Плетнева. В тексте пьесы Сарояна его нет. Фарули как бы намекает, как нужно понимать зрителю все происходящее на сцене. И его реплика подводит итог всей постановке. Выиграв несколько монет в игровом автомате, он радуется, как ребенок и воздает хвалу Америке. Вся труппа запевает гимн США. Спектакль заканчивается. Публика, аплодируя, неодобрительно перешептывается. В толчее на выходе из зала одна из зрительниц спрашивает мое мнение о спектакле. Я говорю, что доволен постановкой. И понимаю, что после этих слов она смотрит на меня, как на помешанного. Я так же смотрю на нее.

18 сентября 2008

Владимир ФЕДОРОВ

Взгляд