Немного любви и смерти в холодной воде

Эпатирующий Мак-Донах в версии молодых талантливых петербуржцев Антона Коваленко и Николая Слободянника на сцене саратовской драмы

Смерти здесь много больше, чем любви. С нее начинается спектакль «Сиротливый запад». О ней все время говорят, она происходит на наших глазах, дышит в затылок люто ненавидящим друг друга братьям, то и дело тянущим из старых облупленных кружек самогон.

«Почему–то мне тоже хочется напиться»

(фраза журналистки на пресс- конференции после спектакля)

И я ее понимаю. Пьет милый парень Вэлин с наивными чистыми глазами психа, далеко оставивший позади Плюшкина по части скаредности. Пьет, тайком забравшись в его сундучок, несокрушимый остроумец и корсар в собственном доме Коулмэн (превосходно спетый дуэт Александра Кузьмина и Андрея Казакова). По-черному квасит священник Уэлш – объект всеобщих насмешек (удачный выбор исполнителя с сумрачным обаянием - Валерий Малинин). Местный безногий дурачок и менестрель вообще регулярно принимает «дозу» от благодетелей, вливаемую в его широко раскрытый рот (неожиданный ракурс актера Александра Каспарова). Даже юная голоногая красавица Гелин, предмет воздыханий всех мужчин округи, не брезгует пойлом, производимым ее собственным отцом.

Все здесь говорят на молодежном сленге, мат как бы отсутствует, но близкие аналоги накаляют и без того грозовой воздух спектакля.

Братцы смакуют подробности убийства матери дочерью. « Я прострелил своему отцу голову в упор!» - с гордостью удачливого охотника произносит Коулмэн. – «Это несчастный случай, у тебя есть свидетель!» - пытается утешить его наивный отец Уэлш. Однако «чернуха» доставляет братьям явное удовольствие.

К концу первого действия уже так устаешь от широких улыбок этих начинающих садистов, от бесконечного порхания по сцене в обманных балетно-фольклорных движениях, от оглушительного скрежета металлических тарелок младшего брата (хотя кто их разберет: старший слишком трусоват, младший изощренно зол), что и впрямь, «хочется напиться».

… или - утопиться

Утопиться в этом спектакле совсем не сложно. Мутная глубина городского озера тянет к себе уставший от сплошной «непрухи» народ. Неожиданно кончает с собой в его темных водах никому зла не делавший полицейский Том. Выясняется, что еще трое утопились здесь во времена не столь отдаленные. Центр мироздания города, озера и спектакля – темная заржавленная лодка у озера. Здесь происходит ключевое объяснение, тут отпевают очередную жертву, отсюда она поднимается на цепях в пустоту небытия.

Пятым утопленником становится нескладный отец Уэлш – «кризис веры» у него уже хронический. Он слишком часто говорит о «холодной-холодной» воде озера, чтобы это сюжетное «ружье», в конце концов, не выстрелило. Тем более что настоящее оружие с ржавой сетчатой стены дома (нашпигованной всякой рухлядью типа кроватных спинок и изъеденных временем швейных машинок) оказывается незаряженным. Уэлшу очень неуютно уходить в эту «холодную-холодную воду», а неожиданная любовь зеленоглазой Гелин могла бы обогреть его мятущуюся душу. Но Уэлш – католик. Он грешник, но не отступник.

«А мне почему-то захотелось за них за всех помолиться»

(фраза журналистки гораздо моложе первой)

Спектакль эпатирует старших. Молодежь легко воспринимает и тяжелый сленг, и скорый темпоритм, и особую «компьютерную» пластику героев. И умело скрытую иронию. А значит, быстрее нас считывает его смысл, завуалированный страшными сказками ирландского городка Линейна и показной свирепостью его обитателей.

У младшего из ведущих войну на выживание братьев – комплекс маленького, всеми обижаемого человечка, вечного соперника старшего. Он мстит человечеству за свои детские слезы. Старшему, вероятно, не дали доиграть в детстве. Он цепляется за свой сундук, коллекцию мадонн (художник-постановщик убедительно представляет ее в виде пластиковых бутылочек – все суета сует!), ослепительно оранжевую газовую плиту, как лет в 10 хватался, наверное, за яркий рыжий мяч: «мое!» А все вокруг говорили, что он уже большой и должен отдать любимую игрушку этому противному Коулмэну.

Они как два упрямых, жестоких, заигравшихся мальчишки, не сознающих своей жестокости, не знающих еще, как хрупка и неповторима человеческая жизнь. Страшно одиноких, никому на этом свете не нужных. Отец Уэлш и хотел бы за них помолиться, да свои грехи не дают.

Письмо его к двум заблудшим душам (по сути, кульминация спектакля: читает в одиночестве, почти во тьме, присев рядом со зрителями на ступеньки) вызывает у них лишь поток радостных взаимных признаний в старых «грешках». Надо было священнику их прихода насильственно лишить себя жизни и, возможно, отдать дьяволу свою бессмертную душу, чтобы эти двое хотя бы услышали его.

Парадоксальность, ирония и глубина ирландского драматурга становятся куда виднее, если их не пытаться открыть ключом реалистического театра. Слово у Мак–Донаха – лишь конфетный фантик, внутри которого не сладкая карамелька, а горькая пилюля жизни. А в ней нам, увы, слишком часто хочется напиться, утопиться и помолиться одновременно. Ирландский драматург, избравший местом действия своих пьес провинциальный Линейн, безотчетно похожий на наш сиротливый юго-восток, ничему нас не учит и ни к чему не зовет. Он молча страдает от мерзостей жизни, но страдает с улыбкой. И ждет, «пока вновь не встанет из могилы Господь мой милый».

Ирина Крайнова

Новые времена

апрель 2007