Первый показ «Антигоны» состоялся в 1943 году в оккупированном нацистами Париже, что сделало спектакль актуальным и созвучным времени. Напомним, как Жан Ануй аннотирует эту историю: «Она начинается с момента, когда сыновья Эдипа, Этеокл и Полиник, которые должны были поочередно, в течение года каждый, править Фивами, вступили в борьбу и убили друг друга под стенами города. Этеокл, старший, по окончании срока своего правления отказался уступить место брату. Семь чужеземных царей, которых Полиник перетянул на свою сторону, были разбиты перед семью вратами Фив. Теперь город спасен, враждовавшие братья погибли, и Креон, новый царь, повелел старшего брата, Этеокла, похоронить торжественно, с почестями, а тело Полиника, этого бунтовщика, бродяги, бездельника, не оплаканное и не похороненное, оставить на растерзание воронам и шакалам. Всякий, кто осмелится предать его земле, будет безжалостно осужден на смерть». По сути, это кульминация, которая остается «за скобками».

Авторы саратовской «Антигоны» выдерживают посткульминационное настроение действия и сознательно ставят акцент на «диалогах». Здесь тоненькая, но несгибаемая Антигона (студентка 2-го курса театрального факультета консерватории имени Л.В.Собинова Яна Дубровина), полная решимости похоронить брата, внешне спокойно, но довольно категорично отторгающая попытки спасти свою жизнь, внимательно и благодарно выслушает каждого визави. «Мы должны уметь говорить «нет» всему, что нам не по душе», — призывал драматург. И все образы в спектакле выписаны режиссером так, чтобы зритель вместе с Антигоной выбрал, чьей жизненной позиции сказать это самое «нет». Здесь будут говорить сдержанно и вполголоса, как говорят в музее (сценографы Ольга Герр и Юрий Наместников и превратили сценическое пространство в подобие экспозиции музея современного искусства, посвященной мифу об Антигоне). И каждый из возникающих на сцене живых портретов этой экспозиции претендует на звание «шедевра». Кормилица Тамары Джураевой — воплощение священного материнства и безмолвных панических страхов за любимое чадо. Она расправляет волосы своей девочки бесконечно нежным жестом, и у тебя холодеет сердце, потому что так безжизненной рукой мать гладит обреченного ребенка. Роскошная Исмена в исполнении Зои Юдиной знает, что украшает мир своей красотой, на этом и стоит. Она и говорит-то больше не с сестрой, а со своим отражением в зеркале. Весьма эксцентрично появление возлюбленного Антигоны — Гемона. Его приход к любимой девушке — это нервный танец с черным пугающим шарфом (актер Максим Локтионов очень точно передает интуитивное, тревожное предчувствие какой-то большой беды).

Это несоответствие темпераментов еще больше подчеркивает, насколько сильно любят друг друга Антигона и Гемон. Они и Креона (заслуженный артист России Виктор Мамонов) атаковать своими бескомпромиссными «почему» будут как один: он — эмоционально, она — спокойно и сдержанно. Антигона, Гемон, Креон — «бермудский треугольник» спектакля, в котором погибнут все возможные компромиссы. Максимализм юных является для правителя Фив своеобразным детектором лжи. Да он и не лукавит. «Судно дало течь по всем швам. Оно до отказа нагружено преступлениями, глупостью, нуждой... Корабль потерял управление», — устало констатирует Креон. Но он не оправдывается. Напротив, убеждает Антигону в том, что счастье жизни — в тех мелочах, которые кажутся нам мелкими и ради которых, собственно, можно и нужно говорить «да». Авторы спектакля предлагают нам ответить на вопрос: имеет ли Креон право так рассуждать? Ответ очевиден, потому что говорит правитель на фоне картин с изображением развалин древнего города и детей, играющих среди этих развалин. Его философия не может быть жизнеутверждающей, потому что замешана на крови. Жан Ануй изначально превращает Креона из хладнокровного тирана в уставшего, придавленного грузом обстоятельств, но не лишенного добродетели человека. В спектакле Ольги Харитоновой Креон и Антигона, по сути, оба «голосуют смертью». Она не желает поступаться нравственным законом внутри себя, правитель приговор самому себе подписал уже давно. Поэтому борение жизни и смерти в ключевом диалоге Антигоны и Креона — сродни жидкости в сообщающихся сосудах. И понимаешь, что тебе безумно жалко обоих, ведь их жизнь не случилась.

…Иногда во сне человека пронизывает «разряд тока». Ученым удалось разгадать этот феномен: сердцебиение во время сна утихает, мозгу кажется, что оно умирает, и он посылает «удар» всему телу. Такую миссию для души зрителя выполняет театр Ольги Харитоновой. Говоря о нем, сложно не встать на котурны. Он не развлекательный — рассчитан на зрителя, которому свойственно периодически производить инвентаризацию нравственных ценностей внутри себя (дело, прямо скажем, по нашим временам немодное и эмоционально затратное). Поэтому режиссеру важно поселить героев своих спектаклей в камерное пространство, будь то квартира Тамары в «Пяти вечерах» или Фивы в «Антигоне». Это нужно для сосуществования актеров и зрителей, что называется, «дыхание в дыхание». Для того чтобы в каждом из нас не иссякало желание задавать себе очень важные вопросы и говорить «нет» всему, что нас меняет не в лучшую сторону. Без этого жизнь как-то несущественна.