Вахтанговцы в Саратове: Вариации на тему любви

В Саратове завершились гастроли Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова в рамках программы «Большие гастроли». На Большой сцене театра драмы были представлены три спектакля: «Евгений Онегин» в постановке Римаса Туминаса, «Анна Каренина в постановкеАнжелики Холиной и «Посвящение Еве» в постановке Сергея Яшина.

Евгений Онегин в вихре воспоминаний

Онегин предстает перед нами как усталый скиталец — с тростью и печатью усталости на лице: «Кто жил и мыслил, Тот не может в душе не презирать людей», — с места в карьер погружает нас Сергей Маковецкий в пучину онегинской хандры. И тут же перед нашими глазами завихрятся его воспоминания, первым из которых станет гибель Ленского. Воспоминания, мысли, чувства наслаиваются друг на друга так же, как в романе Пушкина: лирические отступления о балете, литературных вкусах эпохи, светской и деревенской жизни не декламируются, но живут в мизансценах, многие из которых решены с юмором. Заученные со школьной скамьи строки оживают, к тому же Римас Туминас находит смешное в словах, которые давно стали общим местом. Так, ремарка о непохожести Татьяны («Она в семье своей родной казалась девочкой чужой») разыгрывается как немая сцена подозрений – обмен взглядами родителей Татьяны (он подозрительный, она – изумленный).

Таких комичных сцен целая вереница, чего стоит знакомство Онегина с Лариными и неумеренные возлияния… брусничной водой.

Простота сценографии спектакля (Адомас Яцовскис) с лихвой окупается огромным зеркалом, в котором отражается все происходящее на сцене вместе с величественный, но слегка призрачным силуэтом белой печки. Отражения, как в воде, зыбки, иногда начинают жить своей жизнью, сдвигаясь вбок. Эти призрачные герои, оживающие в воспоминаниях Онегина, лишь плод его сожалений о возможном счастье. Именно поэтому в спектакле два Евгения Онегина и два Ленских. Молодой Онегин (Виктор Добронравов) вновь и вновь совершает ошибки без сожалений и сомнений, молодой Ленский (Василий Симонов) все так же без ума от Ольги. Повзрослевший Ленский – это тот Ленский, которым мог бы стать убитый Онегиным приятель, фантом, преследующий Онегина, именно он гибнет в начале спектакля, чтобы потом на дуэли погиб молодой, полный жизни и надежд.

Два главных женских образа романа – Татьяна и Ольга – решены по-разному. Ольга в романе бессловесна, в спектакле – тоже, но здесь у нее есть аккордеон, с которым она неразлучна, это часть образа, символ веселья, надежд на счастливую жизнь. Ольга (Мария Волкова) буквально купается в счастье, в любви, но режиссер не дает нам забыть о том, что ее ждет. Роль предвестника беды играет романс «В лунном сиянии», который постоянно напевает героиня, которая, выйдя замуж за улана, лишится не только Ленского, но и аккордеона.

Татьяна Евгении Крегжде не та томная, не от мира сего хрестоматийная Татьяна. В ней кипит энергия, чувства переполняют ее и, не найдя выхода, выплескиваются – она чемпион по перетаскиванию кровати с няней, садовой лавочки, она взмывает вверх, прыгая на панцирной сетке, — ах, эти девичьи тревоги… И вот в конце спектакля ее, как и других, поднимут вверх на качелях – теперь ее черед читать отповедь, теперь она одержит верх (буквально!) над чувствами, над суетой, над светом, над Онегиным.

Украдкой курящая няня, вспоминающая о раннем замужестве и волевая мадам-танцмейстер – все это Людмила Максакова, образы, созданные ей, скрепляют два мира: мир чувств и мир долга, простую деревенскую жизнь и высший свет.

Доминирующая музыкальная тема спектакля – «Старинная французская песенка» из «Детского альбома» Чайковского, вариации на которую будут и рассказывать о страданиях пожилого Онегина, и предупредят о бедах, которые ждут молодых героев, и подчеркнут невозможность счастья повзрослевшей Татьяны.

Сон Татьяны, явленный в спектакле Ириной Купченко, становится еще одним приветом из зазеркалья, который ворвется в финале и закружит бедную Татьяну. Она так и останется собственностью Онегина, пусть лишь в обрывках зачитанного до дыр признания, в обоюдных сожалениях, в болезненных воспоминаниях.

«Анна Каренина»: А был ли поезд?..

Хореографический спектакль «Анна Каренина» в постановке Анжелики Холиной переводит язык романа Льва Толстого на язык тела, жестов, танца, при этом либретто зрителям не требуется, герои узнаваемы без подсказок. Актеры Театра Вахтангова без единого слова рассказывают историю любви и гибели Анны Карениной.

Нервная скрипичная тема Шнитке – тема Анны Карениной – прозвучит не один раз, и каждый раз — обреченный, страстный, нервный танец Анны-Ольги Лерман. Здесь стоит отметить мастерство драматических артистов и хореографа: спектакль не превращается в балет, любое па – эмоция, порыв, судьба, а выразительность пластики и мимики, когда приговор читается в глазах – вообще невероятны, браво!

Вронский Дмитрия Соломыкина самоуверен и избалован вниманием света, он как-то сразу выступает антитезой Анны. В нем нет ее страстности, желания идти до конца, он не защитит и не поддержит Анну. Он просто еще один собственник. Одна из сцен, которая наотмашь бьет по нервам – это сцена, где Вронский с Карениным не могут поделить Анну. Анна готова сломаться пополам – глубокий прогиб назад вызывает физическую боль у зала, а эти двое никак не отпускают ее, в конце концов просто волокут – куда? Вторая – когда Анна и Каренин не могут поделить сына. Отчаяние с одной стороны и стойкая уверенность в собственной правоте – с другой.

Образ Каренина Евгений Князев создает крупными мазками. Вот он, человек-машина, одинаковый и дома, и на службе, методично перебирает книги, вот он «дирижирует» Анной, а вот – уже все высшее общество внимает ему, поддерживает его и отвергает Анну.

Здесь появляется еще один мощный образ – при полном отсутствии декораций в спектакле зловещую роль играют простые стулья. Это мощная метафора тех самых условностей, на которых держится весь высший свет, это негласный свод правил, нарушив которые, ты будешь отвергнут, и именно ими пренебрегает Анна Каренина, пробежавшись по стульям к сыну. Этими стульями, как барьером, отгораживается от нее высшее общество во главе с вдохновенным дирижером-Карениным, именно эти стулья полетят Анне вслед, именно на них отсчитают последние мгновения – как стук колес поезда, которого мы не увидим в спектакле. Думается, отсутствие поезда более чем красноречиво говорит об идее режиссера – ведь Анна погибла раньше, чем бросилась под поезд, и убили ее именно эти условности, которые она так опрометчиво нарушила.

В конце спектакля звучит ариетта Татьяны из оперы «Евгений Онегин»: «Пускай погибну я, но прежде…», под эту музыку Вронский преешагнет через Анну, поставив последнюю точку в их отношениях.

Это обращение к образу Татьяны – не только перекличка двух репертуарных спектаклей одного театра, это еще и две судьбы, которые могли бы стать похожими. Кто знает, какой была бы жизнь Татьяны, воспользуйся Онегин ее неопытностью. Да, «счастье было так возможно», но и несчастье – тоже, как у Анны, вручившей свою судьбу Вронскому. Эти два спектакля, очень разные, имеют все же объединяющий стержень. Не все в театре можно сказать словами. И категорически необязательно это делать. Один поворот головы, танец, удачно подобранный музыкальный фрагмент, язык тела скажут больше, чем «слова, слова» гениального текста. И вместо громкой читки мы получим удивительно тонкое прочтение хрестоматийных образов. Браво!

«Посвящение Еве»: Василий Лановой и Евгений Князев крупным планом

Чайки, натужный гудок парома – звуки, которые разбиваются об одиночество главного героя. Василий Лановой-Абель Знорко задумчиво смотрит в зал. Пронзительный взгляд усталого человека, писателя, давно живущего в добровольной изоляции. К нему на остров приезжает журналист (Евгений Князев), задающий неудобные вопросы. Оба героя пройдут долгий путь от взаимного скепсиса до неприятия и… расстанутся опустошенные. А виновата во всем этом окажется, как ни банально это звучит, женщина. Зрительный зал их словесные пикировки будут держать в напряжении до конца, попытки разгадать этот ребус будут, скорее всего, провалены, поэтому самое интересное – это наблюдать, как развиваются отношения главных героев от первого выстрела до последнего признания.

На сцене стол, стул и винтовая лестница, ведущая то ли в мансарду, то ли в обсерваторию, в которой отшельнику-островитянину удобно наблюдать за бурлящей вдали от него жизнью. Он несколько раз взбежит по ступенькам наверх, пытаясь укрыться от слишком личных вопросов или почувствовать превосходство над своим визави. Василий Лановой максимально закрыт от таких посягательств в начале спектакля, но как разительно изменится он в конце – открытость, беспомощность перед будущим, шокирующая правда, которая делает все, чем он жил последний десяток лет, пустышкой.

Евгений Князев в роли Эрика Ларсена – основной двигатель спектакля, именно он имеет в запасе парочку тузов в рукаве, но не спешит ими воспользоваться, пытаясь побольше узнать о своем собеседнике. Он явно одержим Абелем Знорко, вот только почему? По мере того, как мы узнаем причины, побудившие его нанести визит на этот остров, перед нами откроется бездна отчаяния, из которой ему уже не получится выбраться.

Проведя своих героев по самым острым граням душевного стриптиза, режиссер Сергей Яшин так и оставляет нам самим возможность ответить на вопросы, заданные в спектакле – что такое любовь и кого мы любим, когда любим? Наверное, в этом секрет долголетия этой постановки, которая не сходит со сцены уже 18 лет.

Светлана Дергачева

3 октября 2017

Городской портал «Твой Саратов»

---