БЛАЖЕН, КТО ВЕРУЕТ…

«Из дальних странствий воротясь» и  обрушивая на Софью град вопросов и упреков, Чацкий успокаивает сам себя: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»
Верует поначалу в любовь к ней молодого управляющего и  помещица Серафима Давыдовна  Сарытова ,героиня  комедии «Блажь» Островского  и Невежина. У пьесы  непростая история. Написал ее начинающий литератор. Как и другие его произведения, «Блажь»  не была принята цензурой. Петр Невежин обратился за помощью к великому драматургу. Сюжет Александру Николаевичу  очень понравился, но он сомневался, удастся ли молодому драматургу поладить с цензурой. По просьбе автора, он переработал пьесу,  мастерски дописал диалоги, превратил   Серафиму Давыдовну Сарытову  из матери, проматывающей  с молодым  любовником имение  - единственное приданое дочерей, в их старшую сестру-опекуншу. Это был главный «камень преткновения» с цензурой, не принимавшей «преступную мать».
В 1881 году «Блажь» опубликовали щедринские «Отечественные записки». Поставлена  в Малом театре в самом конце 1880 года, роль  сестры Ольги исполнила Мария Ермолова. Чуть позже, в середине января  1881 года, пьеса  сыграна в Петербурге, в Александринском театре. Здесь другая великая актриса Мария  Савина сыграла   другую сестру – Настю,  в роли  ловкого управляющего Баркалова выступил   сын известного балетмейстера Мариуса Петипа, тоже Мариус. Имея счастливую внешность, он мог «перефранцузить» «русского фата Голубева в такой сильной степени, что от него ничего русского не осталось». Переиграл многих героев Островского - по его  же просьбе. Баркалова («Блажь»), Дульчина в («Последняя жертва»). Окоемова («Красавец-мужчина»), Глумова («Бешеные деньги»), Буланова («Лес»). Во всех ролях  он был неотразим, напоминая больше  беспроигрышного обольстителя Паратова.
«Блажь», обличавшая падение нравов в среде  дворянства, подверглась  огню критики и   вскоре  исчезла из репертуара императорских театров, но в провинции  ставилась вплоть  до 17  года.
Сейчас пьеса переживает второе рождение,  идет  в обеих столицах. Несколько лет  она  шла  в театре драмы  для детей и молодежи «Версия» в  интересной  трактовке худурука театра Виктора Сергиенко. Символическим  было  художественное решение спектакля. Зарастающий помещичий сад с белой ажурной мебелью, в зелени высокой сирени, которая  глушит остальные кусты и цветы.   Старая античная статуя  распалась на  три части, каждую тщетно пытаются одеть, замаскировав ее эротичную сущность,  и собрать герои комедии.
И вот петербургский режиссер Игорь Коняев, памятный нам фееричным «Завтраком у предводителя» по Тургеневу, ставит «Блажь» в Саратовской академдраме, открывая ею новый сезон. Фарсовые моменты были и в   той его постановке. Комические типажи  словно примеряли маски.
Дружбе Коняева, ученика Льва Додина, с нашим театром  уже    больше четверти века. Начиналась  с непривычной  пьесы Мухиной «Таня-Таня» (спектакль «Женщины всегда смеются и танцуют»). Были еще  очень симпатичная  «Женитьба Фигаро»  Бомарше; превращенный в «полицейское шоу»  «Человек из Подольска» - по острой пьесе Дмитрия Данилова, была  масштабная попытка показать  на сцене роман нашего первого  демократа. И вот  - «Блажь», чья водевильная основа здесь усилена,  многие характеры шаржированы,   герои выглядят (еще и благодаря цветоносным,  лубочным костюмам и аксессуарам Юрия Наместникова), как карнавальная череда персонажей.
Пышно обставлено явление  умной, в модных очках и розочках сестры Ольги (неузнаваемая здесь Дарья Ревина),  смешного «подкаблучника» с розовым  бантиком  в бородке  Семена Гавриловича ( Андрей Степанов), безукоризненной комильфо в розовых же перчатках, этакой  «дамы с собачкой» Прасковьи Антоновны (Любовь Воробьева). Процессия внушительна и забавна, словно иллюстрация к  той даме, которая «сдавала в багаж». Вообще никого  нельзя   сразу узнать.
Недаром эта троица одета в одни тона. Ансамбль очень спетый,  и  распоясавшегося Альфонса  они  быстренько выводят  на чистую воду. Успокаивают и воинственную Настю  в готическом прикиде, на немыслимых платформах (полное преображение Екатерины Ледяевой), в запале готовой хоть мышьяк принять  (или подсыпать), хоть замуж за дурковатого Митрофана выскочить. Того   комично изображает невозмутимый Илья Ульянчев. Кто  не знает, что Иванушкам (Митрофанушкам) всегда  везет. Надо  только оказаться в нужном месте в нужное время  -  хотя  бы  на грибной охоте.
Угодливую  горничную Марью тут  соединили с хитрой  сплетницей  и  мелкой ростовщицей Гурьевной – Светлана Москвина (остро  и сочно поданный  образ). Великолепен «нувориш» Лизгунов в   характерном  исполнении Александра Каспарова. Наивно самодовольный, он готов осыпать будущую невесту «золотым  дождем». Его имитируют деревце с долларами и  позолоченная  корзина цветов в лучших  традициях обывательского  дурновкусия.
Декорации   Наместникова  - панели  «под малахит» или  какой другой камень,   пуфики -  легко  превращаются во что угодно, подвижны, динамичны, как все  это действо, ужатое  до двух актов. Осовременивая  пьесу, режиссер  населил ее затянутыми в  кричаще  яркие лосины и пиджаки «мальчиками-зайчиками». Они  врываются  на сцену с очередной оглушительной попсой и кажутся выскочившими  на минутку из новогоднего «ящика». «Минуток»  набирается слишком много, выскакивают  они  не два, а,  наверное, все 22 раза. Из той  же компании  Митрофанушка, которого господа жалуют за его громкое пение. Да и сам господин Баркалов, управляющий имением  в расписном пиджаке (Александр Островной) – предмет страсти красавицы вдовы - охотно солирует и подтягивает  резвящимся «зайчикам». Но  без нужды ученик Александра Галко не шаржирует  образ. Мы видим  очень  неглупого, по-своему обаятельного  молодого человека, который живет в свое удовольствие  на чужие средства и  хорошо умеет скрывать истинные чувства.
Сложная задача у актрисы  Эльвиры Данилиной, исполняющей роль влюбленной  помещицы. По «Толковому словарю» Даля  «блажь – это  дурь, шаль, дурость; упорство, упрямство, своенравие; юродство; притворная дурь; временное помешательство, сумасбродство; мечты, бред, грёзы наяву; вздор, нелепость, чепуха; несбыточные мысли, желания». Но что ее увлечение молодым наглым мальчишкой - именно «блажь», «нелепость», героиня поймет  только к концу пьесы. А пока она искренне страдает  от  первых его резких слов, ревнует к  частым отлучкам  в город, кутежам,  о которых ей старательно  докладывают. Прекрасная в   изящных белых нарядах с мехами,  очень одинокая, она ни в ком  не находит сочувствия.  Ее приемных дочерей на самом деле   волнует   лишь судьба   разоряемого имения (хотя Ольга заметно добрее Насти).
Была у  Островского еще пьеса, где богатая вдова  избрала  альфонсом недоучившегося гимназиста. Это знаменитый «Лес»,  который с  успехом  шел  задолго до «Блажи». Возможно  потому, что  там кроме  блажившей Гурмыжской много   других пластов и на первый план выходили полнокровные герои  – провинциальные актеры Счастливцев и Несчастливцев. В «Блажи» же  тема женщины «на возрасте», позабывшей материнский долг   ради «мезальянса»,  становится  центральной.  Первая актриса театра сумела показать  силу   чувства героини, его печальную обреченность. Несмотря  на водевильную оболочку пьесы.
Есть в спектакле  сцена саморазоблачения наглеца управляющего, получившего более выгодное предложение. «Вы для меня все: и жизнь, и радость! Мне не нужно ваших забот, мне нужно ваше сердце!» - говорит ему  Серафима Давыдовна. Баркалов  не слушает  - слушать  он умеет  только себя:  «Вы сами себе надели петлю, а я только затянул ее». Собрав остатки гордости, героиня  гонит его прочь. А  он  на прощание   пугает ее новым поколением   циников и наглецов, которое она «совсем   не знает». А мы его  уже знаем , и в  этом вечная молодость замоскворецкого русского  гения, который  еще когда писал о пороках и слабостях  человеческой натуры.
Мужчина мог себе позволить любить последней любовью ровесницу своей дочери и жить  с ней  без «росписи». Женщина  в  сходной ситуации непременно  подвергнется  остракизму  и осмеянию. Даже сейчас. Не открытому, так «за глаза». В  этом ее неистребимое неравенство и внутренняя драма.  В исполнении заслуженной артистки России Данилиной, пусть  где-то и комичной,   в трогательном  чувстве  вдовы Сарытовой угадывается не  водевильная «блажь», а подлинная  глубина  героинь Островского. / «Пускай скудеет в жилах кровь,но в сердце не скудеет нежность… О ты, последняя любовь! Ты и блаженство, и безнадежность»/.   Да, Невежин знал, к кому  за помощью идти.

Ирина Крайнова

10 декабря 2024

САРЫТАУН.АРТ